Что мы знаем о тараканах? Тараканы... литературные

Таракан-реакционер

«La cucaracha, la cucaracha Ya no puede caminar, Porque no tiene, porque le falta Marihuana que fumar…»

Эта зажигательная песенка лилась в 1920−30-х годах из рупоров множества граммофонов и патефонов. Ее текст существовал в стольких вариациях, что от оригинала обычно оставалось только слово «таракан», как, собственно, и переводится испанское «Кукарача». Трудно поверить, что эта веселая мелодия родилась в кровавые годы Мексиканской революции 1910−19 гг. в отрядах крестьянской армии под предводительством Франческо «Панчо» Вильи — этакого мексиканского батьки Махно. Вилья воевал против правительственных войск президента Викториано Каррансы. Именно сторонников Каррансы и прозвали «таракашками» за их длинные усы, и оригинальный вариант «Кукарачи» имеет откровенно издевательский тон. Вот буквальный перевод этой песенки (взят по адресу www.vivacuba.ru):

«Тараканчик, Тараканчик Уже не может идти, Потому что у него нет, потому что не хватает Марихуаны покурить.

Отступили Каррансисты, Отступили в Пероте, И не могут больше идти, Запутавшись в своих усах.

А из бороды Каррансы Я сделаю повязку, Чтобы завязать ее на сомбреро Сеньора Франсеско Вилья". Таракан-деспот

«Вдруг из подворотни Страшный великан, Рыжий и усатый Та-ра-кан! Таракан, Таракан, Тараканище!». (К. Чуковский)

В начале ХХ века таракан уже так достал народонаселение, что его стали воспринимать как маленького неистребимого деспота, перед которым бессилен даже двуногий «венец природы». Законченное воплощение этот образ нашел в известной стихотворной сказке Корнея Чуковского, где с помощью преувеличительного суффикса насекомое превращается в настоящее чудовище — Тараканище — наглое, ненасытное, требующее от остальных животных приносить ему в жертву своих детенышей.

Замечательно, что детский поэт не стал превращать таракана в гигантского монстра фильмов ужасов. Тараканище имеет вполне реалистические размеры, его власть держится только на тотальном страхе, на запугивании, перед которым пасуют слоны и волки, быки и носороги. В общем, еще одна иллюстрация к поговорке «У страха глаза велики». Не поддавшийся тараканьей пропаганде воробей убивает деспота простым клевком в лоб.

В среде любителей вычитывать из текста контексты до сих пор кочует утверждение, что Чуковский в завуалированной форме вывел в образе усатого диктатора сами-знаете-кого. Глупость подобного утверждения просто лежит на поверхности. Во-первых, сказка была написана в 1923 году, когда борьба за место умирающего Ленина только начиналась, и позиции усатого Сталина были ничуть не крепче позиций таких же усатых Троцкого и Каменева, и совсем безусого Зиновьева. Во-вторых, и при власти Сталина «Тараканище» издавалось свободно и немалыми тиражами. Ну, и в-третьих, Чуковский всегда был крайне осторожен для столь разительной критики властей, а власти к подобной критике — крайне чутки.

Вот Мандельштам в своем стихотворении «Мы живем, под собою не чуя страны…» образ вождя народов вывел весьма узнаваемо: «Тараканьи смеются усища, / И сияют его голенища…». И когда власть про это узнала, реакция последовала незамедлительно. Таракан-жертва

На таракана можно смотреть не только как на деспота, но и как на безмолвную жертву. Самого трагичного таракана вывел в одноименном стихотворении соратник литературной группы ОБЭРИУ Николай Олейников. Эпиграф этого стихотворения «Таракан попал в стакан» отсылает нас к Достоевскому, а точнее, к герою его романа «Бесы» — пошляку-стихоплету капитану Лебядкину.

Ф. Достоевский «Бесы»: «- …Вы вот спрашиваете, сударыня: «почему?» Ответ на дне этой басни, огненными литерами!..

…Жил на свете таракан, Таракан от детства, И потом попал в стакан Полный мухоедства…

— Господи, что такое? — воскликнула Варвара Петровна. — То есть когда летом, — заторопился капитан, ужасно махая руками, с раздражительным нетерпением автора, которому мешают читать, — когда летом в стакан налезут мухи, то происходит мухоедство, всякий дурак поймет, не перебивайте, не перебивайте, вы увидите, вы увидите… (он всё махал руками).

Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Юпитеру закричали. Но пока у них шел крик, Подошел Никифор, Бла-го-роднейший старик…

Тут у меня еще не докончено, но всё равно, словами! — трещал капитан, — Никифор берет стакан и, несмотря на крик, выплескивает в лохань всю комедию, и мух и таракана, что давно надо было сделать. Но заметьте, заметьте, сударыня, таракан не ропщет! Вот ответ на ваш вопрос: «почему?» — вскричал он, торжествуя: — «Та-ра-кан не ропщет!» — Что же касается до Никифора, то он изображает природу…"

Кстати, истоки истории о таракане в стакане литературоведы нашли в еще более раннем произведении — стихотворении И. Мятлева:

«Таракан Как в стакан Попадет — Пропадет; На стекло, Тяжело, Не всползет. Так и я…»

Не ропщущей бессильной подопытной жертвой выглядит таракан и в стихотворении Олейникова, написанном в 1934 году. Это классический образец художественной эстетики ОБЭРИУтов, где легкомысленность, ирония и пародийность странным образом переплетена с глубинной серьезностью темы, с ощущением экзистенциального ужаса и бессмысленности бытия. Вот таким мрачным стебом пронизано и стихотворение «Таракан». И если у Лебядкина таракана уничтожает безжалостная и безразличная Природа, то у Олейникова насекомое — это жертва хладнокровного научного эксперимента. «Души нет» — утверждает наука, и поэтому гибель таракана особенно жестока и бессмысленна.

Отрывки:

«Таракан сидит в стакане, Ножку рыжую сосет. Он попался. Он в капкане. И теперь он казни ждет.

Он печальными глазами На диван бросает взгляд, Где с ножами, с топорами Вивисекторы сидят…

…Таракан к стеклу прижался И глядит едва дыша… Он бы смерти не боялся, Если б знал, что есть душа.

Но наука доказала, Что душа не существует, Что печенка, кости, сало — Вот что душу образует.

Есть всего лишь сочлененья, А потом соединенья.

Против выводов науки Невозможно устоять. Таракан, сжимая руки, Приготовился страдать…"

Крайне маловероятно, что Олейников был знаком с творчеством Франца Кафки — произведения австрийского писателя в СССР в то время были практически неизвестны. И тем не менее образы и настроение повести Кафки «Превращение» (1916) по мнению многих литературоведов удивительно созвучны стихотворению Олейникова. В «Превращении» с бессмысленной и жестокой случайности всё и начинается. Однажды утром «маленький австрийский человек» коммивояжер Грегор просыпается в образе… уродливого насекомого. Исследователи творчества Кафки утверждают, что этим насекомым был именно таракан. Весь ужас заключается в том, что автор описывает эту фантастическую ситуацию довольно будничным бытовым языком. Да и Георга больше всего заботит не само превращение, а то, что он старается совладать со своим новым телом, чтобы выйти… на работу, ведь она — главный источник доходов его бедной семьи.

Ф. Кафка «Превращение»: «Сбросить одеяло оказалось просто; достаточно было немного надуть живот, и оно упало само. Но дальше дело шло хуже, главным образом потому, что он был так широк.

Ему нужны были руки, чтобы подняться; а вместо этого у него было множество ножек, которые не переставали беспорядочно двигаться и с которыми он к тому же никак не мог совладать. Если он хотел какую-либо ножку согнуть, она первым делом вытягивалась; а если ему наконец удавалось выполнить этой ногой то, что он задумал, то другие тем временем, словно вырвавшись на волю, приходили в самое мучительное волнение. «Только не задерживаться понапрасну в постели», — сказал себе Грегор".

Но все, с чем сталкивается герой — это ужас, непонимание и растущее отвращение к нему. Искалеченный своим отцом и брошенный своими родными, он безмолвно умирает, так и не поняв, что же случилось. Его труп, подобно трупу олейниковского таракана, брезгливо выбрасывают в мусорник…

И тем не менее у читателя эти тараканы вызывают жалость. Оказывается, и тараканов можно жалеть…




Отзывы и комментарии
Ваше имя (псевдоним):
Проверка на спам:

Введите символы с картинки: